Когда на экране,
в финальных кадрах,
вы видите человека,
уходящего по дороге вдаль,
к черте горизонта, —
в этом хотя и есть
щемящая некая нотка,
и все-таки это, по сути, еще не финал —
не замкнулся круг —
ибо шаг человека упруг,
а сам человек еще молод,
и недаром
где-то за кадром
поет труба,
и солнце
смотрит приветливо
с небосклона —
так что есть основанья надеяться,
что судьба
к человеку тому
пребудет еще благосклонна.
Но когда на экране,
в финальных кадрах,
вы видите человека,
уходящего по дороге вдаль,
к черте горизонта,
и человек этот стар,
и согбенна его спина,
и словно бы ноги его налиты свинцом,
так он шагает
устало и грузно, —
вот это уже
по-настоящему грустно,
и это уже
действительно
пахнет концом.
И все-таки,
это тоже
еще не конец,
ибо в следующей же из серий
этого
некончающегося сериала
снова
в финальных кадрах
вы видите человека,
уходящего по дороге вдаль,
к черте горизонта
(повторяется круг),
и шаг человека упруг,
и сам человек еще молод,
и недаром
где-то за кадром
поет труба,
и солнце
смотрит приветливо
с небосклона —
так что есть основанья надеяться,
что судьба
к человеку тому
пребудет еще благосклонна.
Так и устроен
этот нехитрый сюжет,
где за каждым финалом
следует продолженье —
и в этом, увы,
единственное утешенье,
а других вариантов
тут, к сожаленью,
нет.
Оно мне напомнило об одной ситуации, которая возникла много лет назад. Мы с бывшим мужем уезжали с дачи домой и моя мама попросила подвезти ее знакомую бабушку. Она жила недалеко от нас. Бабушке было лет 75. Я ее видела впервые.
Мы ее подвезли и высадили. где она сказала. Ей нужно было перейти узкую проезжую дорогу. А я смотрела ей вслед и почему-то подумала, что она так идет, будто еле живая. Хотя в машине она была вполне бодрая. Я попросила мужа ее все же проводить до квартиры и помочь донести ее рюкзачок. Муж помог и мы уехали.
А в следующие выходные мама сказала, что эта бабушка в среду умерла.
